КЛАДОИСКАТЕЛЬ

Кладоискателем азартным

я в детстве

представлял себя,

сам схемы рисовал

и карты,

о Томе Сойере любя

читать у Твена.

…Пускай я вымазал колено –

пустяк, мальчишка,

не жалей!

Давно мой ужин

на столе, но

копаю яму я смелей,

где клад запрятан?..

И, как пират, почую: злато

уже так близко!..  

«Приходи!» –

кричит мне бабушка.

Куда там!

Твой внук, наверное, среди

сокровищ древних!

…Но в мантии,

в ядре – в них,

конечно, там –

лежит мой клад:

вот выкопаю – и деревня

меня узнает.

Буду рад,

кладоискатель!

ШКОЛЬНИК

Девяностые. Детство. Оптовки ряды,

с контрабандой «КамАЗ»  под кавказским надзором,

люди, мысли и вещи – вплотную, впритык,

часто ставится пуля в конце разговора.

Все берут, все торгуют – художник, поэт,

академик, актер и военный в шинели:

здесь – собрание Блока,  там – блок сигарет,

воздух, кажется,  режут, фасуют и делят.

Семилетний мальчишка,  а помнишь ли ты:

на расходы тебе дали «энную сумму»?

Что же ты приобрел? Пять наклеек крутых,

шоколадный батончик с нугой и с изюмом!..

Не забыл ты, конечно же, тот лимонад,

что еще продавался в стеклянных бутылках,

помнишь яблоки «джонатан», их аромат,

и, наверное, мальчик, ты не позабыл, как

в первый день сентября  шел пронзительный дождь,

и звенел, и звенел,  и звенел колокольчик,

а тебя пробирала отчаянно дрожь –

вот и школьник теперь ты, один среди прочих!

ОСЕНЬЮ

…меня пусть выставили вон, за

дверь – совсем не жаль, не жаль –

на улицу! там листьев бронза

покрыла землю и асфальт.

а я – мальчишка-шестиклассник,

с короткой стрижкой, в пиджаке,

смотрю на осень, как на праздник,

не замечаемый никем.

впервые схлопотал я двойку

за поведение – пускай,

но вот учитель будет ой как

меня стыдить при всех, брюзга!..

я выкраду свободу, что же,

такой «отметочной ценой» –

дневник и так устал от ноши:

пятерок в нем полным- полно.

а шелест – дивная соната!

мелодия листвы – везде!

и вспомню взрослым я когда-то

осенний школьный этот день…

***

Сто семьдесят см

     и пятьдесят кг –

я, худенький совсем,

     шагаю в пиджаке:

четырнадцать годков,

      четырнадцать рублей

в кармане, далеко

      до зимних хмурых дней.

...Каким я был тогда,

      что было нужно мне?

Кончалось детство? – Да.

      А счастье было? – Нет.

Отличником зачем-то

      был, чудак такой:

на маленьком плече

      и лямке – широко.

Но дрался через день,

      а может, чаще, я:

хотел задирам всем

      ударить по шеям –

осуществить, увы,

      того не удалось,

прискорбно, но – привык

      к тому, что правит зло,

и шел, и шел себе,

     но мысли отгонял

дурные, и терпел,

     и лучшего ждал дня…

***

Вахта. Лестница. Коридоры.

Умывальники и белье.

Полушепотом разговоры.

…Так, налево, потом – вперед,

и направо; налево снова –

тут запутаться дважды два!

Вот и дверь. Постучу. Откроет

дед в рубашке махровой мне.

В пятый класс перешел я – что ты!

Впечатлений – на десять лет

с понедельника по субботу...

«Ты послушай, послушай, дед, –

говорю, – о предметах новых,

я всего и не ожидал!..»

Улыбается дед, и кофе

предлагает: «Уже большой!»

Необычная горечь – что же,

к ней пора бы и привыкать,

ведь другой – не кофейной – может,

будет в жизни не два глотка...

А потом мы сыграем в карты,

в домино, не заметив: день

перетек незаметно в вечер:

скоро мне уезжать домой.

...И щетиной мне щеку колет,

обнимая, целуя, дед,

и желает успехов в школе,

и открытий во всем, побед.

Общежитие я покину,

на автобусе номер два,

пятиклассник, домой поеду –

ждут уроки, а время – нет.

...Мы всегда понимаем позже,

что предел есть всему и вся,

и внезапно, как нож под кожу –

вести скорбные, и нельзя

ничего изменить, поправить –

только лучшее вспоминать.

...И прошло уж четыре года,

как я деда похоронил...

ВЕРА В ЧУДЕСА

Темнеет.

На аллее – панки, ласково закат окрасил высь. Представь: с небес взирают ангелы на нашу жизнь, на нашу жизнь…

К многоэтажкам, магазинчикам прохожие идут: с утра до поздней ночи – нервны, взвинчены.

Завода трубы,  гул, ветра, скамейки шаткие, песочницы –  в них отдыхают алкаши… Вот так день-месяц-год проносятся:  эй, перспектива, покажись!..

Спешат в депо трамваи старые, устав маршруты нарезать.

И под разбитую гитару я ору о вере в чудеса.

***

Знаком доллара – дым заводской

над разбуженной утром рекой.

Средний палец всем кажет труба,

беспристрастна, нема и слепа –

и реке, и трамваям, и мне,

лишь плюется смелей и сильней.

Urban Style, вот такие дела:

здесь не место для од и баллад.

Серый город и кислый рассвет –

вы, мне кажется, в тайном родстве.

И над всем – только доллар и дым,

над младенцем и над пожилым.

Так вот мы (понарошку?) живем

да и слушаем: бом-бом-бом-бом -

так сердца у трамваев стучат,

им – не больно; а ивами над,

над коричневою рекой –

знаком доллара – дым заводской...

***

Размышлять о жизни Цезаря,

о коварстве… а зачем?

Лучше стать, конечно, слесарем,

да с наколкой на плече.

«Время, – сетовать, – жестокое,

где Россия? Где же стать?..»

Не пойти ли мне на токаря,

все премудрости узнать?..

Поступить в профтехучилище,

все освоить, уяснив:

нынче правит сила-силища,

Илье-Муромцу сродни

нужно быть. Гуманитарии –

ни в почете, ни в цене,

и так далее, так далее,

и тому подобное.

…Думать, сомневаться, каяться,

правду-истину искать,

да потом опять не справиться

с болью в области виска –

что же это? Это – жизнь твоя,

не фантом, не миражи:

попытайся просто выстоять

и на время

                     не греши.