ОПА

(Общество Поэтов-Анонимов)

Сцена из  трагедии

Центральный офис ОПА— маленькая комната в здании транспортного завода. На стенах — плакаты: «Слово—не воробей, не вырубишь топором», «Спасение писателей — дело рук самих писателей». У стен расставлены стулья, на которых сидят поэты.

Председатель. Многонеуважаемые господа! Позвольте считать открытым наше закрытое собрание ОПА. Первое слово я хочу предоставить человеку, который десять лет назад погрузился в творчество с головой и до сих пор не вылез из него.

Поднимается первый поэт—мужчина лет 50-ти, хорошо одетый, в очках.

Первый поэт. Здравствуйте. Меня зовут Николай, и я — поэт.

В зале — сочувственные вздохи.

Первый поэт. Я всю жизнь был порядочным человеком, преподавал в начальной школе теорию относительности. Я и не задумывался о том, чтобы писать стихи! Но однажды мои ученики были пойманы с поличным в туалете с сигаретами во рту. На  вопросы: «Что вы здесь делаете?»  они нагло ответили: «Мы стихи писали!» После этого, чтобы получше понять их, я начал изредка пописывать стихи:

О Родина наша родная!

Синь синяя синих небес,

Гусей журавлиная стая,

Лесистый загадочный лес

Мне дороги…  Лишь для тебя

Скажу сейчас, сердцем скрипя—

В Париже я не был ни разу,

Люблю же Россию… заразу!

За это мне был объявлен выговор. Я  с горя стал писать запоем. Например, для учителя литературы я переписал «Евгения   Онегина» в доступной для детей форме:

Онегин был нехилый мэн ваще-то:

В натуре бочку он на слуг катил,

С Татьяной обломился перед светом,

Прощелкал клювом милость воротил!

В конце концов меня вынудили уволиться по собственном желанию. Теперь я стал законченным поэтом и пишу по расписанию по 8 стихотворений в день.  Меня никто не понимает.  Я духовно голодаю, помогите, кто чем может! (Несколько человек поднимаются с мест и кладут ему в папку свои рукописи).

Поднимается второй поэт — пожилой человек лет 20-ти с длинными волосами.

Второй поэт. Меня зовут Семен, и я — поэт. Мои родители всегда верили, что из меня выйдет толк. Толк весь вышел, осталась одна бестолковщина. В детстве я не имел тяги к поэзии, пока не попал в дурную компанию. Мои дружки часто убегали со мной из школы и в чужих подъездах тайком сочиняли стихи. Постепенно зависимость становилась все сильнее, и к 18 годам я стал писать своим, неповторимым способом:

Я—словознатец. Слов я знаю кучу,

Каких никто доселева не знал.

Уж небосвод  давно заснеготучил,

Небокопченьем занялся вокзал.

Смеркнулся небосвод. И листопадить

Уж начали немые дерева…

Какая это, право слово, радость—

Незнаемые  создавать слова!

После того как меня выгнали из школы, я не стал учиться дальше. Меня никто не принимает на работу. Близкие отвернулись от меня. Прошу вашей помощи.

(Идет к выходу из зала. Навстречу ему выходит несколько человек в черных костюмах, ботинках, шляпах и очках—это критики—и под руки уводят его за собой).

Встает молодая поэтесса с плохо припудренными следами глубокой мысли на лице.

Поэтесса. Меня зовут Ксения, и я — поэт. Я родилась в маленьком городке, там порядочной девушке, кроме как замуж, и выйти-то некуда! Поэтому я  начала писать в глубокой молодости, когда была на седьмом месяце от счастья. Вот эти стихи я посвятила своему девятнадцатому жениху:

С тобою я не обвенчана,

Но душу твою я вижу.

Ты меня сделал женщиной,

Как я тебя ненавижу.

Ты подарил мне дочку—

Всей жизни моей сокровище—

И умчался, поставив точку.

Какое же ты чудовище!

Народ безмолвствует.

Поэтесса. Критики-нолики!  Почему вы все молчите?

Критик в штатском. Я говорю только то, что думаю. Поэтому я молчу.

Поэтесса. Если мне нечего сказать, это еще не значит, что я буду молчать. Хорошо подвешенный язык всегда чешется!

Критик. Вы подумайте, что вы говорите!

Поэтесса. И подумать страшно!

(Храбро задумывается. Зал замолкает.)

Поднимается юноша в куртке и джинсах.

Юноша. Меня зовут Велимир, но я—не поэт. Я — читатель.

(Зал восторженно ревет. Анонимные поэты вскакивают с мест и несутся к читателю, протягивая ему свои рукописи. Раздаются возгласы поэтов: «Дайте автограф!»)

Восторженная девушка. Вы правда никогда не писали?

Юноша. Честное слово!

Восторженная девушка. Я не понимаю, как появляются такие талантливые люди, как вы! Наверное, вы с детства не брали в руки книг?

Юноша. Нет, когда-то я много читал, но на филфаке университета меня быстро отучили от этого!

Пожилой писатель. Вы — редкость в наше время! Я напишу о вас книгу! И назову «Ум от горя».

Несколько голосов из толпы. Качать нашего гостя!

Юноша. Остановитесь! Я никогда не писал стихов, пока не очутился случайно на вашей встрече. Но под впечатлением от услышанного на меня снизошло вдохновение! (Читает стихи).

Осьмнадцать лет — тяжелая година,

Я уж не млад и многое понял.

Земную жизнь пройдя до середины,

Я дивный брег далече увидал.

Мне, дескать, благодатна жизнь иная:

Жить в старину, златой носить чепрак,

Из ендовы пить пену каравая,

Хотел бы я, всех этих слов не зная,

Так, как хотел бы, я уверен, всяк…

Немая сцена.

Юноша - бывший читатель что-то строчит на чужой рукописи.

Люди из толпы ведут по направлению к нему нескольких критиков в штатском.

Конца не предвидится…