Сашка проснулся от громкого скрежета, раздававшегося метрах в пятистах от его хижины. Какое-то время он лежал с открытыми глазами, смотря в прогнившие, покрытые причудливыми грибами доски потолка, а затем, когда вокруг наступила тишина, опять прикрыл глаза. Но спать уже не хотелось.

   Он повернулся на правый бок и посмотрел на тусклый, практически выцветший плакат, который был прибит к шатким стенам парой ржавых гвоздей. На плакате была изображена улыбчивая девушка лет шестнадцати, с рыжими волосами (но на выцветшем плакате они уже были скорее бледно-рыжими), выразительными голубыми глазами, улыбающаяся уходящему на боковую солнышку в осеннем лесу. Сашке стало грустно и тоскливо, он обреченно вздохнул и потянулся к криво прибитой полочке за сигаретами.

   - Ведь как бы было здорово, - подумал Сашка, - если бы вот кто-то типа этой рыжей был рядом. Мы бы забирались вечерами на хижину, стараясь не наступать на особо прогнившие доски, я бы курил, она бы красила ногти какими-нибудь остатками практически засохшей эмали, а над нами бы сверкали такие далекие и одинокие звезды...

   От подобных мыслей стало еще грустнее и тоскливее, так что Сашка отвернулся от плаката. Говорил ли в нем юношеский максимализм или же сохранившиеся в человеке даже среди гор пустых баночек из-под "Балтики-9" вполне себе естественные инстинкты – неизвестно, но Сашке было все равно. Когда у человека что-то болит, он в первую очередь пытается уменьшить боль, а потом уже добраться до ее причины.

   Сашкина хижина была обставлена достаточно бедно. В углу располагалась железная кровать совковых времен, – из таких после перестройки все мужики строгой советской закалки, зажимавшие в уголках губы тлеющий окурок беломорины, приноровились делать сито для песка. Старый полосатый матрас давно потерял свой белую окраску, но спать на нем все еще было достаточно удобно, по крайней мере, тем, кто до этого спал на сырых досках, жухлой траве и мокрой земле. В углу стоял сколоченный наспех столик, на котором были аккуратно расставлены различные игрушки, начиная от миниатюрных фигурок динозавров из "Киндер-сюрприза" и заканчивая китайским пластиковым человеком-пауком, у которого даже голова не поворачивалась. Все игрушки были педантично расставлены в определенном порядке: в одной части стола располагались миниатюрные модельки некогда дорогих машин (правда, зачастую без колес или без капота), однако древние, раритетные игрушки - машинки, которые с помощью хитрых манипуляций руками превращались в больших, угрожающего вида трансформеров, – располагались совсем в другой части. Однорукие, одноногие, резиновые и не очень, фигурки человека-паука располагались отдельно от безголовых, гуттаперчевых фигурок человека-летучей мыши.

   Серьезные мародёры считали это Сашкино увлечение смешным и несерьезным, но он не обижался и сам в душе посмеивался над пристрастием некоторых к коллекционированию разноцветных пустых гильз от охотничьего ружья.

   Пара досок на полу в Сашкиной хижине прикрывала небольшую, вырытую ржавой поварешкой яму, в которой лежала стальная баночка из-под конфет, – в подобных раньше дарили конфеты элитных московских фабрик богатым детям. В ней Сашка хранил самое ценное, что смог найти за всю свою жизнь: серебряные брошки, целые очки, дорогое с виду зеркальце и подобные блестящие и сверкающие штучки, которые очень котировались "сороками" - старыми зажиточными мародёрами, уже откопавшими своё и перешедшими в сферу торговли.

   Сашка мечтал, что когда-нибудь он сможет накопить достаточно много блестящих штучек, продать их, нанять пару хороших мародёров и отправиться на поиски Клинплиса - места, о котором раньше частенько рассказывали бывалые мародеры с перепачканными лицами. Они рассказывали, что есть такое место, где цветет трава, где не надо больше ходить в куртках, и что самое главное - где больше нет мусора. Еще они поговаривали, что там существует любовь. Не такая, во время которой ты отдаешь ломтик плесневелого хлеба, чтобы женщина позволила тебе провести с ней время, а настоящая, чистая, не основанная на материальных ценностях и совместном проживании.

   Серьезные мародеры верили в Клинплис, хотя и не всегда признавали это. Видимо, старались соответствовать образу прожженного жизнью мужика, способного заметить в куче дерьма маленькую баночку с солью. Верил в него и Сашка, верил, что когда-нибудь, пройдя через еще одну кучу дерьма, тухлых собачьих шкур, кошачьих черепов, гнилых овощей и книжек Сьюзен Коллинс, он вдруг увидит роскошные зеленые поля, за которыми находится вечнозелёный лес, и там больше нет этой гнилой вони, нет различных отбросов на каждом шагу, и утро начинается с маленьких капелек росы на зеленых травинках, а не с падающих вниз с гнилой протекающей крыши капель кислотного дождя.

   Вспомнив про Клинплис, он вдруг повернул голову и посмотрел на плакат. Рыжая девушка была похожа на лисицу, но не на ту, которая все время обманывала хромого калеку-волка.

   - С другой стороны, - подумал Сашка, - нужен ли мне будет Клинплис, если не с кем будет встретить последние лучи заходящего солнца и разделить радость созерцания багряно-красной полоски заката?...